Дорога к звездам - Страница 135

135

То есть хотите — верьте, хотите — нет, но я увидел СИЛЬНО УВЕЛИЧЕННУЮ И ОЧЕЛОВЕЧЕННУЮ СОБСТВЕННУЮ КОПИЮ!!!

Та же мощная короткая шея, та же широченная грудь, набитые мышцами ноги и руки, сила которых угадывалась даже под просторными складками голубого тренировочного костюма.

Та же мягкость походки, та же вкрадчивость и осторожность в движениях. Уже в том, как он почти беззвучно повернул ключ и запер дверь своей каюты, я просто узнал свою повадку! Будто в зеркало глядел. Только хвоста не было...

Итак, свершилось невероятное! Передо мной стоял сильный, коренастый ЧЕЛОВЕКО-КОТ, или, если хотите, KOTO-ЧЕЛОВЕК, как две капли воды похожий на меня. Или я на него?!

Такой же жесткий, решительный, расчетливо-бесстрашный, неуемный сластолюбец, с обостренным ощущением ответственности за все, что ему дорого и близко — от ЖИВЫХ СУЩЕСТВ, которых он должен защитить, и до ДЕЛА, которое он обязан выполнить.

И плевать мне на так называемую пресловутую скромность в оценках самого себя, но в этом ЧЕЛОВЕКО-КОТЕ или KOTO-ЧЕЛОВЕКЕ, как и во мне, во всей нашей внешней некрасивости (я имею в виду, как говорил Мой Шура Плоткин, «замшелые параметры этого значения») за грубыми наружными формами угадывалось такое внутреннее ОБАЯНИЕ, что не заметить этого было бы просто непростительно!

Да, с подобным невероятным явлением я столкнулся впервые.

И если бы ОН в эту секунду заговорил со мной по-нашему, ПО-ЖИВОТНОМУ, я этому ничуть бы не удивился.

Глядя на него из-за своего укрытия, наблюдая за тем, как он садится в вертящееся кресло у письменного стола, как прихлебывает виски из стакана и просматривает деловые бумаги, я понял, что с ним, с этим ОЧЕЛОВЕЧЕННЫМ моим ДВОЙНИКОМ, я просто не имею никакого права играть в разные пошлые игры и выкидывать всяческие трюки, пытаясь понравиться ЕМУ даже ради достижения своей Главной цели — оказаться в Нью-Йорке и встретиться наконец с Шурой Плоткиным. Как бы благородно эта цель ни выглядела.

Тут разговор должен быть на равных, и действовать необходимо только Напрямую.

Я вышел из-за шкафчика, неслышно пересек кабинет и мягко вспрыгнул к нему на письменный стол.

От неожиданности он на мгновение отпрянул, что и я бы сделал на его месте. Однако он тут же взял себя в руки, взболтнул лед в стакане и сделал небольшой глоток «Джека Дэниельса», молча глядя на меня.

Я выбрал свободное местечко на его рабочем столе и сел, уставившись ему прямо в глаза. Ну, ей-богу, словно собственное отражение разглядывал!..

Не знаю, просек ли он нашу поразительную похожесть, узрел ли он во мне САМОГО СЕБЯ так, как это увидел я, но, глядя на него, можно было дать хвост на отруб, что вздрючился он нервно не меньше меня. Но держался при этом — великолепно! Как я.

Уже в следующее мгновение он совершил то, что наверняка совершил бы и я. Он оставил стакан с виски на столе, подошел к небольшому холодильнику и открыл дверцу. Достал оттуда несколько листиков нарезанной колбасы, паштет, сложил все это на тарелку, принес к столу и поставил передо мной. Затем вернулся к холодильнику, вытащил из него открытую банку сгущенного молока и вопросительно посмотрел на меня.

— Сгущенку лучше слегка разбавить водой, — сказал я ему по-шелдрейсовски.

— Холодной или горячей? — через малюсенькую, почти незаметную, паузу спросил он.

Я понял, что эта крохотная пауза была необходима ему для окончательного осмысления происходившего ЧУДА

— Не очень холодной, — попросил его я.

* * *

В отличие от моего первого случайного плавания по маршруту Россия — Германия, где я, прямо скажем, был всего лишь пассажиром-нелегалом, тайно состоящим при Водиле и его грузовике, сегодняшнее мое пребывание на «Академике Абраме Ф. Иоффе» носило совершенно иной характер.

Тогда я перемещался по воде в плавучих условиях небольшого западного города — с почти тысячей грузовых и легковых автомобилей, с магазинами, ресторанами, концертными залами, кафе и ночными барами. С казино, проститутками и бандитами всех мастей и национальностей. Плюс человек семьсот нормальных пассажиров и триста пятьдесят человек команды!

Я даже название этого плавучего чудовища не помнил. Водила мне как-то говорил, но оно у меня из головы выскочило...

Другое дело — «Академик Абрам Ф. Иоффе».

Команда — семнадцать человек. Пассажиров — один. Это я.

Никаких автомобилей, ресторанов. Небольшая кают-компания с телевизором и видиком. Она же — столовая, она же — комната отдыха.

Только не воображайте, что мы такие уж маленькие. Ничего подобного! Длина — как от нашего Петербургского дома до шашлычной Сурена Гургеновича. Шура говорил — там метров сто пятьдесят.

Загрузка у нас не полная. Пятьсот сорокафутовых контейнеров. С чем бы сравнить?.. Ну, как полтысячи Водилиных фургонов без колес. Кстати, все цифры со слов Капитана. Я в них — ни ухом, ни рылом. Вот эту жуткую тяжесть и волочет на себе наш глубокоуважаемый «Академик Абрам...» Ну, как его? «... Ф. Иоффе».

А над всем этим, как говорят в море, «Царь и Бог, и Воинский начальник» — КАПИТАН АЛЕКСЕЙ-ИВАНОВИЧ-КЭП-МАСТЕР. Или, как некоторые еще называют его за глаза — ПАПА.

По поводу того, как мы будем называть друг друга, мы договорились с самого начала, — как только я прикончил колбасу, паштет и разбавленную сгущенку.

Ему очень понравилось мое имя Мартын. Он сказал, что это прекрасное мужское имя и он будет меня звать только — Мартын. Никаких «Кысь»! Кыся — это что-то неопределенное, сказал он. Не то кот, не то кошка. И годится «Кыся» разве что для каких-нибудь сугубо домашних Мусек, Пусек, Мурзиков и Барсиков, а не для такого самостоятельного кота, как я.

135